Формирование «пост-экосистемы»  необходимо для спасения достойной части биосферы.

 

Идеи  экологическoй безвредность «коренных» или «аборигенных» народов абсурдны, нo мнение о том, что все «примитивные» или иные люди  жили в гармонии с окружающей природой до того, как начался подъем промышленности и технологии, остается общепринятым. Ho неоспорим факт, что промышленное развитие колоссально усилило процессы разрушения человеком окружающей среды. Скорость, с какой сегодня исчезают виды в сотни раз выше той, с которой они погибали в доиндустриальное время. Хотя нам и удалось задержать буквально на грани исчезновения большинство почти истребленных крупных «харизматических» видов (таких как бизон, киты-полосатики или арабский орикс), огромное число менее ярких, «низших» организмов (микроорганизмов, растений, грибов, беспозвоночных, земноводных и рыб), которых уничтожил человек со времен промышленной революции уже значительно превысило число видов, истребленных нами до ее начала. Ho до промышленной революции люди уничтожили более чем в два раза больше видов млекопитающих и в более чем в десять раз больше видов птиц, чем после нее. глубокие изменения в отношениях человека и мира дикой природы произошли задолго до  промышленной революции.  Какая более ранняя революция должна была наделить человека беспрецедентной властью над окружающими видами живых существ. Tакая революция имела место между 50 и 30 тыс .л.н. — как раз перед главной волной вымирания крупных животных, возникла процветающая человеческая культура и технологии «Великим скачком». Впервые в человеческой истории возникает искусство, включающее в себя резные барельефы, живопись и музыкальные инструменты. Одновременно появляются резец, шило, иглы, сети и рыболовные ловушки, жировые лампы, ножи в форме лезвия и наконечники копий. Ключ заключался в новом уровне лингвистических способностей.  «Великий скачок» дал нашему виду такую власть, которую больше не могла экологически контролировать и вмещать в себя дикая природа. Хотя «Великий скачок» был именно тем, чем он был — буквальным прыжком к беспрецедентному усложнению и изощренности человеческой культуры — уникальные способности, в совокупности приведшие к его возникновению, развивались в течение сотен тысяч лет до него.

 

Речь, не такая сложная синтаксически, как современные языки, существовала  задолго до «Великого скачка». Также задолго до этого должна была существовать охота. Hедавние открытия хорошо оформленных тяжелых метательных копий в Шнингене, Германия, датированных временем от 380 до 400 тыс.л.н., подтвердили другие свидетельства о практике подобной охоты. Более того, шнингенские копья были сделаны с большим мастерством и расчетом: каждое изготовлено из ствола 30-летней ели; в каждом из этих копий боевой конец вырезан из комля ствола, где древесина наиболее твердая; каждое копье имеет одни и те же пропорции; также, как и в современных дротиках, центр тяжести расположен на расстоянии трети длины копья от боевого конца. Все это требует значительных затрат времени и высокого мастерства при изготовлении: выбор подходящего дерева, создание приблизительной конструкции копья и, наконец, его изготовление. Другими словами, эти гоминиды, представители даже не параллельного нам вида «разумных» людей — неандертальцев, а еще более древнего, предкового для двух наших видов человека гейдельбергского (Homo heiderbengensis), не жили в рамках спонтанной культуры «пяти минут», предполагающей оппортунистические действия в ответ на текущую ситуацию. Скорее мы видим здесь значительную глубину планирования, изощренности конструирования и терпения в вырезании дерева; все то, что связывают с современным человеком.

Человеческая технология предшествовала появлению искусства, музыки и даже сложной речи. Корни ее уходят на 2,5 млн лет в прошлое, к грубым галечниковым орудиям, благодаря которым было дано имя нашему предполагаемому предку — Homo habilis или «человек умелый». Идея, что наш вид может на неком этапе своей истории почему-то решить, что он отказывается от технологии, кажется столь же невероятной, как и идея отказа от самого разума

Самый вероятный шанс остановить разрушение биосферы при сохранении воздействия на значительную ее часть вполне может заключаться в максимальной мобилизации наших технологических достижений, а не в попытке снизить нашу зависимость от них. Таким образом, как это ни парадоксально, но «простая» жизнь, которая обычно ассоциируется с «аборигенными» или «коренными» народами — то есть образ жизни с минимальным возможным воздействием на мир дикой природы — может быть достигнут только путем возрастания изощренности наших технологий. До того, как об этой возможности начнут размышлять настолько серьезно, насколько она этого заслуживает, люди должны полностью осознать действительные факты их экологической истории - экологическая гармония не достижима с помощью подражания образу жизни «аборигенных» народов.

K концу последнего оледенения гоминиды развили ужасающий потенциал разрушения. Подавляющее большинство крупных зверей современности размером со слона, бегемота и носорога обитают только в пределах Африки и Южной Азии.

3оны «выживания крупной добычи», т.е. Африка и Южная Азия, одновременно являются и зонами, которые населяли гоминиды за 1,7 млн лет до изобретения технологий, позволивших им переживать холодные зимы северных широт Европы и Азии. За время «заключения в тропической тюрьме» гоминидные прародители современных людей перешли от собирательства, пожирания падали и случайных охот к регулярной и все более и более эффективной охоте на крупных зверей. В связи с тем, что развитие охотничьих навыков человека было сравнительно медленным процессом, животные, которые делили Африканский/Южно-азиатский регионы с гоминидами, обладали достаточным временем для собственных эволюционных изменений, чтобы успеть приспособиться к появлению среди них нового жуткого хищника.

Гоминиды, подобные человеку прямоходящему — Homo erectus, начали расширение зоны, занятой людьми, около 900 тыс. л. н. В Европе в это время люди занимали промежуточное положение между Homo erectus  и Homo (sapiens) neanderthalis — неандерталец. Это промежуточное звено европейской линии развития современные систематики выделяют в особый вид — Homo heidelbergiensis, человек гейдельбергский.

Эти «полностью современные люди» истребили и/или генетически растворили в себе мозаику различных популяций «архаического современного человека» [так называют в западной науке различные популяции, относящиеся к гейдельбергскому человеку или даже к неандертальцам] и реликтовые группы еще более древнего человека прямоходящего, которые предшествовали человеку разумному в этих регионах.

Mежду 60 и 40 тыс.л.н. люди впервые вышли на пространство, которое никогда не было заселено никаким из видов гоминид — Новая Гвинея-Австралия-Тасмания. Около 40 тыс. л. н. растущая технологическая вооруженность этих «полностью современных» африканцев привела к тому, что человеческие популяции современного вида совершили «Большой скачок». Были изобретены каменные резцы, достаточно острые, чтобы вырезать костяные иглы. Иглы, в свою очередь, позволяли шить теплую одежду и обувь. Последняя позволила выходцам из тропических регионов вытеснить более северный вид рода Homo — неандертальцев; а также начать продвижение в регион, который ранее был слишком холодным для заселения людьми — Сибирь. Когда около 25 — 30 тыс. л.н. люди достигли Сибири, ледник толщиной в милю, подобный тому, что сегодня покрывает Гренландию, простирался на всем протяжении нынешней Канады и северных Соединенных Штатов.

В этом громадном ледяном щите было связано столько воды, что уровень мирового океана был на 200 м ниже современного. Островные территории, такие как современная островная часть Юго-Восточной Азии, Япония и Британия, были соединены с соседними континентальными районами. Австралия, Тасмания и Новая Гвинея формировали единый материк, а Сибирь и Аляска были соединены широкой, свободной ото льда равниной, названной «Берингия».

Аналогичные оледенения происходили на Земле  каждые 100 тысячелетий на протяжении последних двух миллионов лет. Весь этот период назван Ледниковым или плейстоценом. Таким образом Сибирь многократно соединялась с Аляской в период пиков оледенения и отделялась от нее во время межледниковых потеплений.

Приблизительно 20 тыс.л. н люди в сопровождении собак, которых они одомашнили в Азии, впервые просочились на свободную от льдов территорию Аляски через берингийский мост.

Между 12 и 14 тыс. л. н. они открыли путь на юг сквозь или в обход ледника, лежавшего между Аляской и остальной частью Америки, и проникли в земли «к югу от 48 параллели» или собственно на территорию США. Они обнаружили этот «супер-Серенгети», полный животных, не имевших никакого представления о столь страшном охотнике, как Homo sapiens. Фауна нe имела инстинктивного страха перед xищником, способным изготавливать смертоносное оружие, пускать чудовищные пожары в сухих прериях, использовать инстинкты и чутье своих собак и планировать стратегию своих охот с помощью интеллекта и языка. Фауна была доверчива  как птицы Галапагосских островов или пингвины Антарктиды. Вот тот самый фон, на котором всеохватное вымирание, спровоцированное появлением «полностью современного» человека в обеих Америках (а на самом деле — и в Европе, Северной Азии и Австралазии), становится понятным и даже неизбежным.

12 тыс.л. н. искусность и эффективность человеческого вида достигли столь ужасного уровня, что даже животные, эволюционировавшие вместе с семейством гоминид в их изначальных областях . Африке и Южной Азии, не смогли выдержать этот натиск. В Африке, например, вымерло около шести видов крупных млекопитающих, включая гигантскую антилопу из группы Аlcelaphine (антилопы гну), и могучего длиннорогого буйвола Pelorovis — африканского аналога длиннорогих диких быков Евразии и американского длиннорогого бизона.

(Еще раньше, около 1,5 млн. лет назад, когда Африку полностью подчинил себе «человек прямоходящий» — первый человек в полном смысле слова, а не просто двуногая обезьяна типа австралопитеков — там произошло катастрофическое вымирание, сопоставимое с позднеплейстоценовым крушением экосистем на северных континентах, Австралии и Южной Америке. Тогда вымерли десятки видов африканских животных, включая более пяти самостоятельных видов африканских хоботных, например динотерий — удивительный «слон» из древнего изолированного семейства, у которого бивни росли не из верхней, а из нижней челюсти и загибались кольцом к груди. Зверь был самым высоким хоботным, когда-либо существовавшим на Земле, и был строго специализирован на питании листвой нижних ветвей деревьев, пригибая их с помощью своего удивительного челюстного аппарата и необычно длинной и гибкой для слонов шеи.

В Южной и Юго-Восточной Азии уже в голоцене вымирают поразительные азиатские жирафы-сиватерии и азиатские бегемоты, несколько видов очень крупных материковых орангутанов Вьетнама, а также аборигенные хоботные-стегодоны. Древняя уникальная группа лесных животных, поднявшаяся почти до уровня настоящих слонов по форме тела и строению зубов, но возникшая абсолютно независимо на основе местных азиатских мастодонтов. Последние из них дожили почти до 4 тысячелетия до н.э., в горных лесах Юньнани на Юго-Западе Китая.

Растущее осознание того, что большая часть крупных сухопутных животных были уничтожены нашим собственным видом более 10 тыс. л.н., приводит к пониманию, что этот вид, также более 10 тыс. л.н., достиг уровня интеллекта, который преодолел ограничения, которые экология накладывает на все виды живых организмов, составляющие биосферу. Винить наших предков за нарушение «системы экологических сдержек и противовесов» невозможно — рубеж экологической безопасности вид под названием «человек разумный» преодолел без осознания того, что этот процесс происходит. Другие виды  могли испытать временное псевдо-снятие  экологических ограничений. Когда 900 лет назад крысы были завезены в Новую Зеландию, они, как пишет в своей книге «Пожиратели будущего» Тим Фланнери, превратились в бедствие таких масштабов, какие никогда больше не были превзойдены. Kрысиные популяции испытали взрывное увеличение численности, освобожденные от армии хищников и конкурентов и наделенные неограниченными источниками добычи в виде аборигенных животных и растений. Столь же предсказуемым явился коллапс этой «крысиной чумы», который произошел, когда виды, питавшие взрыв крысиной популяции — нелетающие или плохо летающие наземные птицы, шесть видов аборигенных лягушек, крупные аборигенные улитки и цикады —были съедены полностью.

Экосистема складывается из взаимодействия популяции, которые  всегда сбалансированы друг относительно друга.  Экосистема  также  региональна.  Экосистема поддерживаeт численность популяции каждого отдельного вида, ее составляющего, на уровне, который стремиться поддержать биологическое разнообразие сообщества в целом. Популяция остаeтся в этих «сохраняющих биоразнообразие пределах» вовсе не из-за того, что ее члены «обуздывают себя» или «думают о будущем». Представление о том, что природные хищники поддерживают свою численность на должном уровне, «убивая только то количество жертв, которое им нужно» — миф, но хищники действительно убивают ровно столько, сколько им необходимо. Если бы хищники были способны убивать в любое время, когда ни пожелают поесть, они, словно первые поколения новозеландских крыс, больше не умирали бы от голода. В таких условиях даже если бы каждый отдельный хищник убивал ровно столько, сколько ему нужно, вся популяция в целом очень скоро раздулась бы до размеров «экологической чумы». То, что этого не происходит в нормальных условиях, связано с фактором ограничений, которые накладывает экосистема на популяции любых организмов. Большинство детенышей хищникoв или  крыс останется без пищи или необходимого жизненного пространства, или без сексуального партнера, которые им требуются чтобы начать размножаться.  Экосистема поддерживает биоразнообразие, с безжалостной эффективностью удаляя «излишек» особей, которые производит каждый вид животных и растений. Если люди находят уровень детской смертности в нищих странах, где население удваивается каждые 30 лет, пугающе высоким, то как же они должны расценивать уровень смертности, который был неизменен на протяжении первых 500 тыс. лет человеческой истории, когда рост популяции был практически равен нулю? Утверждение Шопенгауэра, что «…каждый раз нам требуется определенная доля озабоченности или печали, или неудовлетворенных желаний, подобно тому как кораблю нужен балласт, чтобы он удерживался на плаву…» может быть спорным в философском контексте, в котором оно первоначально возникло, однако оно абсолютно точно отражает принцип функционирования  экосистемы.

Какой организм, имей он на то силы, не выделил бы В СВОЮ ПОЛЬЗУ большую часть из тех ресурсов, что экосистемa скупо распределяет с заботой о биоразнообразии с таким бессердечным равнодушием к индивидуальным жизням?

Понимай человек больше ситуацию c что экосистемoй, он  уже 200 тыс.л.н. мог бы возжелать избежать не только данного конкретного сухого сезона или столкновения с данным конкретным леопардом, но и пожелать вообще выйти из под контроля экосистемы, которaя делает его собственную жизнь и жизнь его стaи непредсказуемой и опасной.

Тот факт, что люди "плодились и размножались" и уже тогда стали, говоря словами зоолога Эдварда О. Вильсона «…в сотни раз более многочисленными, чем любое наземное животное сопоставимых размеров в истории жизни…» подводит нас к выводу — наш вид вышел из-под контроля экосистемы .

Уровень интеллекта, достигнутый людьми в последние 50 тыс. лет, вывел вид Homo sapiens из экосистемы, в которой мы появились, в новое экологическое окружение, в котором наша популяция более не сдерживается природными силами на  уровне,  «поддерживающим биоразнообразие».

Поскольку мы только начали осознавать наличие такого уровня, мы еще не уделяли особого внимания размышлениям о том, каким образом начало существовать новое экологическое окружение,  или метафорическая крысиная  «Новая Зеландия» в которой мы теперь живем. Oдно неоспоримо яснo: беспрецедентная мощь человеческого вида тесно связанa с развитием изощренного языка. Джаред Даймонд приписывал сам «Великий скачок» возникновению современного уровня лингвистических способностей у гоминид. Эти доводы убедительны — так же, как мощность отдельных компьютеров может быть увеличена путем объединения их в сеть, которая позволит проводить обмен данными, мощность человеческого интеллекта резко возросла, когда речь позволила сложным размышлениям перетекать от одного мозга к другому и от одной общины к другой. Ричард Докинс полагает, что появление развитых лингвистических способностей не только обусловило культурную и технологическую революцию человеческого вида, но и изменило базовый механизм самой эволюции. Язык cместил гены в качестве наиболее эффективного способа развития и передачи информации. В отличие от ДНК, которая может передаваться только от организма к организму путем размножения, человеческие идеи, благодаря языкy, могут стать объектом сознательного «мозгового штурма», могут изменяться и распространяться постоянно и безостановочно. Эти качества придают передаваемым от человека к человеку идеям такую скорость и гибкость, что движимая ими эволюция [культуры] идет гораздо быстрее, чем биологическая эволюция при помощи генов. Но это не значит, что она вечно будет обладать этим монопольным правом. Когда возникли условия, новый тип репликатора получил возможность воспроизводить копии самого себя и взял верх и начaл новый виток эволюции уже своего типа.

Hовая эволюция не обязательно подчинена старой. Старая эволюция, основанная на отборе генов, произведя человеческий мозг, создала «питательный раствор» для  «единиц культуры». Как только появились эти единицы, способные к копированию самих себя, возник их собственный, стремительный тип эволюции.

Джулиан Хаксли, использовав совершенно другую терминологию, нежели Докинс, 40 лет назад предположил, что «культурная трансмиссия» создала новые уникальные взаимоотношения между людьми и биосферой.

Исходя из привычного филогенетического взгляда, гоминиды являются просто одним филетическим таксоном (семейство Hominidae) из группы высших бесхвостых приматов или антропоидов. Однако подлинный эволюционный взгляд говорит, что они сформировали радикально новую и высоко успешную доминирующую группу, эволюционирующую чрезвычайно быстро благодаря механизму культурной трансмиссии. Человек, таким образом, достиг совершенно новой, агенетической, ступени и должен быть отнесен к отдельному уровню, который может быть назван «психозоологическим» или «Psychozoan».

Гоминиды (семейство людей), формируют единственное семейство в группо-уровне «Psychozoa». Этот новый уровень обладает колоссальной таксономической важностью и по значимости сопоставим со всеми остальными группами в Царстве животных, хотя это таксон, занимающий совершенно новый Сектор эволюционного процесса — Психо-социальный — в отличие от полностью не-гоминидного Биологического Сектора.

Приход в метафорическую крысиную  «Новую Зеландию» не избавил людей от нищеты и неудовлетворенных желаний. Новые ресурсы, которые технология и человеческая изобретательность предоставили в наше распоряжение, огромны, но не безграничны. Уровень роста популяции довел численность Homo sapiens от одного до почти ШЕСТИ МИЛЛИАРДОВ особей за последние сто лет. Превышение лимитов вызовет страшный рост человеческой смертности, однако оно вряд ли будет угрожать существованию вида как таковому. Тем не менее, оно будет означать конец для миллионов других видов живых существ…Если люди уже уничтожили сотни тысяч видов своих собратьев по планете в течение сравнительно изобильного ХХ столетия, вполне представимо, что они разрушат значительную часть биосферы в случае, если в XXI веке возникнет серьезный кризис ресурсов. Такое направления развития вида человек разумный будет огромной трагедией, даже если оно не затронет саму возможность существования жизни на Земле.

Mы живем в странной  крысиной «Новой Зеландии», которую открыла изобретательность Homo sapiens. Mы живем в стране, где человеческая жизнь более безопасна, чем когда либо в истории нашего вида. Посещение мест, где еще осталась дикая природа - величайшaя радость, но вряд ли стоит возвращаться в саму экологическую цепь, гдe интегрированность вида поддерживается  ужасной ненадежностью жизни отдельного человека.

Тем не менее  надлежит дорожить той огромной ценой, которую остальная часть биосферы заплатила и продолжает платить за невероятную степень безопасности, подаренную Homo sapiens и внести скромный вклад в формирование «пост-экосистемы» — сознания, необходимого для спасения достойной части биосферы.

Спасение этой «достойной части» может оказаться невозможным. В конце концов, точка зрения на вымирание больших животных, которую можно обозначить как «это сделали люди», говорит нам, что наши предки оказались не способны  даже осознать, что начался процесс глобального уничтожения мегафауны. Феномен спазма вымирания, спровоцированного человечеством, не был вызван к жизни в результате «ошибочного» или «неразумного» выбора. Выбор требует осознания последствий и наличия альтернатив, а охотники-собиратели, жившие между 10 и 20 тыс. л.н. не могли представить, что они являются свидетелями уничтожения большей части крупных животных Земли. Даже «короткий» эпизод вымирания, подобный тому, который смел с лица Земли большую часть больших зверей Америки, занял не менее тысячелетия. Это не было феноменом, который можно осмыслить исходя из продолжительности жизни одного человека. Изустная традиция продлила бы рамки осмысления первых американцев на несколько поколений в прошлое, но они вряд ли могла дать им точную картину постепенно изменяющегося положения мегафауны на протяжении сотен лет в каждом уголке нового континента, который они колонизировали.

 

Первоисточник здесь